РИАНТ Макс Карлович родился 8 июня 1923 году в Саратове. В 1931 году его семья переехала на Дальний Восток, в будущую ЕАО, в село Валдгейм. Так семья Риантов стала одной из первостроителей «Дома в лесу».
Учился Макс в еврейской школе № 2 города Биробиджана. В 1941 году был призван в армию, попал на фронт, был дважды ранен. После войны вернулся в Биробиджан, работал в газете «Биробиджанер штерн» и на областном радио. Окончил Хабаровский педагогический институт.
Цикл его стихов опубликован в антологии современной еврейской поэзии «Горизонты» (1965), в юбилейном (к 20-летию издания) номере журнала «Советиш Геймланд».
М. Риант – автор сборника стихов «Большие миры», книги рассказов «Поезд прибывает вовремя». Активно печатался он и в изданиях Средней Азии: однажды врачи порекомендовали ему сменить климат. Риант переехал в Узбекистан, откуда писал домой – в Биробиджан – на мамэ-лошн. С 90-х годов жил в Израиле. Там он издал четыре книги на идише и в переводе на русский и даже возглавлял общество любителей идиша в посёлке Бней-Аиш. Был почетным гражданином Бней-Аиша. Его последняя книга на мамэ-лошн – «Глазами моего сердца» – вышла в 2003 году в Тель-Авиве. В ней – стихи о Биробиджане, об Израиле, о любви поэта-фронтовика к родному языку. Умер М. Риант в ноябре 2012 года.
РОДНОЙ ДОМ
Улетело детство.
Только снится
Дорогая памяти пора:
В новый дом вхожу я,
Как в столицу,
И шумит за окнами Бира.
Гул тайги,
Недавно дикий, зычный,
Птичий крик
В заречье голубом…
Стало всё
Таким родным, привычным
Для того,
Кто выстроил здесь дом.
Звонких пил
Дворовые оркестры
Каждый день
Наполнили в году:
Я широкой просекою
С песней,
Словно новой улицей, иду!
Перевод Виктора Антонова
НЕ ЗАБЫВАЙ
Свеча беды далекой
Горит в окне.
Что жизнь
Была нелегкой —
Простится мне.
Но я ей не прощаю —
Я помню зло:
Лежит в земле печальной
Пехотный взвод.
...Свеча горит и светит
В полночный час —
Все радости на свете
Светлей в сто раз!
Перевод Николая Красильникова к несостоявшемуся изданию книги М. Рианта, 1989 г.
ОСТАЛОСЬ ЛИШЬ ВСПОМНИТЬ
Ты так удивленно
Глядишь на меня,
Видать,
Изменился я сильно...
А в юности
Был полон сил и огня
И, кажется,
Выглядел стильно.
Осталась лишь память
О днях и ночах,
Когда мы
Друг друга узнали,
Улыбка твоя,
Поволока в глазах,
Слова о любви и печали...
Когда вспоминаю
О прошлой поре,
Душа и грустит,
И трепещет,
Но память – не фишка
В словесной игре,
И боли моей не утешит.
Грешил я немало,
Но Б-га прошу
Отсрочить
Мое наказанье,
Поскольку по памяти
Сердца спешу
На первое наше
Свиданье...
Перевод с идиша Владимира Микрюкова
ПИСЬМО ФРОНТОВОМУ ДРУГУ
Ты пишешь мне,
что у тебя порядок,
что никаких
в здоровье неполадок.
Не хочешь,
чтобы волновался я.
Ты прикрываешь,
как в бою, меня.
Ведь связаны
Мы навсегда
Друг с другом
не круговой,
но фронтовой порукой.
А помнишь,
как редеющая рота
в атаку шла
на вражеские доты!
У проволоки пали мы
колючей,
и крови след
остался там горючий.
Там пуля
в легкое твое вошла
и возле сердца моего
легла.
Боль этих ран
утихла, разошлась,
но память-боль
жива поныне в нас.
Ты можешь
про порядок говорить,
но эту боль
тебе не утаить.
Одно нам утешение
теперь —
в садах, чтоб соловья
не смолкла трель,
чтоб снова гром войны
не прогремел,
чтоб небосвод
над нами голубел.
Перевод В. Микрюкова
Амур человека того не забылВ 1939 году военная судьба привела молодого политрука Сергея Георгиевича Феоктистова (1913–1999) на Дальний Восток. За его плечами уже были педагогический техникум, директорство в сельской школе под Рязанью, военное училище морских лётчиков, служба инструктором в школе повышения лётного мастерства и Московское военно-политическое училище по курсу «Газетное дело». Последнее сыграло важнейшую роль в судьбе офицера — военный летчик Сергей Феоктистов в 1940 году стал журналистом. Готовил тексты для плакатов КрайТАСС, выпустил несколько сборников стихов о военных событиях на дальневосточных рубежах.
А ещё были совсем «невоенные» произведения: «Нивхская поэма», «Там, где был А. Чехов», «Сахалинские сады» и повесть «Золотая просека» — о поэте Петре Комарове. И роман «Трое из Биры». Любопытно было бы прочесть...
Годы спустя о Феоктистове критики писали как о «журналисте сталинской формации». Но что поделать? В сталинские годы он и жил, служил и другой - «не сталинской» - страны специально для него не было.
В послевоенные годы Феоктистов активно обращался к жанру басни, за что получил странноватое прозвище «Эзоп в шинели».
Таскала в улей мёд Пчела,
А премия Шмелю была.
Он даже не касался дел.
Он только громче всех гудел.
(«Шмель», 1960)
Сатирические строки Феоктистова и к XXI веку подошли вплотную совершенно актуальными.
... Я разделяю вашу боль,
Возьму процесс под свой контроль
(«Следственный Комитет», 1995)
- А Униформа что ж?
- Дрожит,
Поджав хвосты под фалды фраков,
И без гарантии Гаранта
Рискнуть и тявкнуть не спешит.
(«Слон и Моськи», 1998).
Наиболее известной песней на стихи Феоктистова считается «Шуми, Амур», созданная в 1942 году, к первой годовщине победы под Москвой. Стихи прославляли мужество амурских дивизий, сдержавших натиск фашистских полчищ на подмосковной Истре. Песня была написана к конкурсу командующего Дальневосточным фронтом. Первым её исполнителем стал солист Киевского театра оперы и балеты, эвакуированного в Хабаровск, Андрей Иванов. После войны произведение С. Феоктистова заняло почётное место в репертуаре Краснознаменного ансамбля песни и пляски Советской Армии имени А.В. Александрова. Русский хор СССР под руководством профессора А.В. Свешникова исполнял «Шуми, Амур» в обработке для смешанного хора без музыкального сопровождения. А в антологии песен Великой Отечественной войны песня заняла свою нишу между знаменитыми «Катюшей» и «Соловьями».
В 1999 году дальневосточники прощались с поэтом Сергеем Феоктистовым. Военный журналист полковник Л. Яхнин тогда сказал: «Он был Делом и Славой, Честью и Совестью дальневосточной журналистики».
СЫН
Есть за Полтавой в чистом поле
Могила павшего бойца.
Кругом пшеничное раздолье,
Душистый запах чабреца.
И каждый вечер на закате
Сюда,
В степную благодать,
В поношенном старинном платье
Приходит седенькая мать.
Придёт.
Украсит васильками
Могилу ратника она…
И долго над замшелым камнем
Сидит в печаль погружена.
И думает прошедший мимо:
«Под этой каменной плитой
Лежит сынок ее родимый,
Ее соколик дорогой,
Которого она, бывало,
Ждала с работы у крыльца…»
А мать ни разу не видала
В лицо погибшего бойца.
Шуми, Амур
Шуми, Амур, шуми, наш батюшка,
Таёжная река.
Гуляй-гуляй, гуляй, безбрежная,
Э-эх, родная на века!
Хранят, Амур, тебя
Отважные и верные твои сыны.
Мила им тропка, тропка каждая,
Э-эх, заветной стороны.
Ходить за честь,
За честь амурскую
Не раз ходили в жаркий бой,
За нашу долю, долю русскую
Э-эх, стояли насмерть под Москвой.
Шуми, Амур, шуми, наш батюшка,
Таёжная река.
Гуляй-гуляй, гуляй, безбрежная,
Э-эх, родная на века!